Перед "Интеррой": патенты под сукном или ждать ли инноваций от СО РАН?

Российскую Академию наук в последние годы сильно клюют за отсутствие в стране современной инновационной экономики. Дескать, ученые не могут предложить отечественному бизнесу никаких перспективных разработок, способных стать новыми товарами с высокой добавленной стоимостью.

- А где вы видели в России бизнесменов, готовых на «длинные» инвестиции? По-настоящему прорывные идеи не могут принести прибыль за один-два года, как они хотят! - отбиваются представители науки.

По официальным данным, сотрудники СО РАН оформляют по 200-300 патентов в год. Но за весь период новейшей истории России не было случая, чтобы кто-то из российских предпринимателей по своей инициативе заинтересовался разработками ученых.

Чтобы как-то преодолеть эту патовую ситуацию, руководство страны пошло на создание так называемых «институтов развития» - специальных фондов, уполномоченных тратить огромные бюджетные средства на поддержку инновационной деятельности.
- Теперь у нас все необходимое, вроде бы, есть, только прорывных инноваций как не было, так и нет, – язвительно заметил президент Медведев, заслушав очередной доклад о создании в стране современной инфраструктуры для развития «экономики знаний».
Чего-то, действительно, не хватает. Попробуем разобраться на конкретном примере, почему одно несомненно полезное научное достижение сибирских ученых никак не может стать инновацией, способной спасти миллионы жизней.

Тест на рак

Молодая женщина, не имеющая никаких проблем со здоровьем, согласилась на участие в научном эксперименте. Требовалось всего лишь сдать кровь на анализ. Результат теста прозвучал как гром среди ясного неба: рак груди, начальная стадия. Тщательное обследование подтвердило диагноз, крохотную опухоль удалили путем щадящей операции, и рак не успел нанести серьезного вреда организму. Таким образом, на счету создателей нового метода диагностики онкологических заболеваний, еще не вошедшего в широкую практику, уже есть спасенная жизнь. Трудно переоценить важность этой инновации. Миллионы женщин во всем мире мучительно погибают от рака груди, потому что слишком поздно обратились за помощью. Болезнь атакует незаметно, ничем не проявляя себя на легко поддающихся излечению ранних стадиях. Теперь же есть надежный способ обнаружить рак, когда всего несколько клеток молочной железы начали ненормально, слишком бурно делиться.

Эта разработка ученых новосибирского Института химической биологии и фундаментальной медицины СО РАН, осуществленная под руководством Павла Локтионова, защищена патентом. Но до последнего времени он тоже пылился на полке, как и многие другие ценнейшие разработки сотрудников СО РАН.

Три года назад в аспирантуру этого института поступил выпускник НГУ Владислав Милейко. Его, выходца из семьи врачей, глубоко поразил факт невостребованности столь необходимого здравоохранению теста. Аспирант занялся совершенствованием разработки и заговорил о необходимости ее коммерциализации. «Флаг в руки!» - решили в лаборатории. Владислав подготовил презентацию и выступил с ней на региональном конкурсе инноваций. И лед тронулся! 15 декабря прошлого года Владислав Милейко проснулся знаменитым, потому что накануне сам президент РФ Д.А. Медведев на торжественном мероприятии в Сколково вручил ему «Зворыкинскую премию», которая присуждается лучшим молодым инноваторам страны. О новосибирской разработке узнала вся страна, хорошую новость разнесли по миру информационные агентства.
Казалось бы, что еще нужно, чтобы в научную лабораторию выстроилась очередь из инвесторов? Но волшебная сказка про Золушку, так красиво начавшись, почему-то не получила развития. Президентский миллион давно потрачен на лабораторные нужды. Владислав, увлеченный свой диссертацией, умудряется выкраивать время на подготовку документов по экономике проекта, которые рассылает в различные государственные фонды. Заявка вызывает неизменный интерес. Менеджеры фондов начинают задавать уточняющие вопросы по проекту.

- Я уже собаку съел в стандартных требованиях фондов и могу отвечать без запинки – рассказывает Владислав. – Но вопросы у них заканчиваются, а дальше – тишина… Просто перестают отвечать на мои письма. И ни разу никто не попытался объяснить, чем же плох наш проект.

Но это же очевидно! Прежде чем в чей-то карман потечет не слишком убедительный ручеек денег (500 рублей за один анализ), в разработку нужно вложить несколько миллионов рублей. Деньги требуются для того, чтобы лабораторный метод стал общеупотребительным, доступным рядовым специалистам системы здравоохранения. Естественно, на эту часть проекта уйдет какое-то время – года три, по подсчетам Милейко. Фонды молчат потому, что не видят возможности быстрой прибыли.
То, что дело обстоит именно таким образом, подтвердил в нашем недавнем разговоре в новосибирском Академгородке Михаил Харузин, управляющий по инвестициям Фонда посевных инвестиций Российской венчурной компании. Он посетовал, что чрезвычайно низкий процент из поступающих заявок соответствует требованиям фонда. А они простые – высокая прибыльность проекта и быстрая окупаемость инвестиций. Насколько быстрая? Один, два года максимум. Почему такие жесткие требования? Потому что это бизнес, инвесторы входят в проект на правах совладельцев. Собственное благополучие того же господина Харузина зависит от того, насколько он сумеет снизить риски, размещая средства своего фонда.

Но постойте, это ведь деньги не Михаила Харузина (Агамирзяна, Чубайса, Вексельберга и т.д.), а наши с вами – деньги налогоплательщиков. Какое мне, например, дело до успешности частного бизнеса этих людей? Я хочу жить в стране, где наука востребована, где можно выявить рак на ранней стадии, где есть достойная работа для хорошо образованной молодежи, не горящей желанием посвятить жизнь исключительно торговому ремеслу. Получается, что государство выделяет миллиарды рублей с целью компенсации недостатков неразвитой, сырьевой экономики, не заинтересованной ни в каких инновациях – а распорядители этих средств опять ищут только быстрой прибыли? Им, в идеале, нужны российские цукерберги, способные почти за так создавать огромные состояния «из воздуха». С другой стороны, если у паренька есть идея, которая может за год принести миллиард, то зачем ему какие-то фонды? Он займет у друзей или возьмет кредит в банке и не будет делить свой успех ни с какими инвесторами.

Фонд посевных инвестиций РВК, призванный поддерживать инновационные стартапы на ранних стадиях, за два года своего существования «посеял» всего 35 проектов, причем 20 из них представлены столичными компаниями. А что же остальная Россия? Если верить функционерам РВК, которые постоянно жалуются на отсутствие достойных заявок, наша огромная страна населена недоумками, начисто лишенными изобретательности и предпринимательской жилки.

Возможно, молодой ученый Влад Милейко действительно неважный бизнесмен. У него и мотивация странная для деловых людей: «Хочу довести до логического конца действительно полезное дело, которое поможет сохранить множество жизней». А другие молодые ребята обучены делать деньги и любят это занятие, но сейчас мрут от скуки в шикарных торговых офисах иностранных компаний. Их бы как-то соединить с носителями новых идей, дать первоначальный капитал, и пусть занимаются настоящим Делом.

Примерно так устроена инновационная система Финляндии. Излишне патерналистская, по мнению российских специалистов. Финское государство нянчится со своими инновационными бизнесами вплоть до стадии выхода с новой продукцией на зарубежный рынок. Как результат, великое множество малых высокотехнологичных компаний обеспечивают занятость финнов, пополняют государственный и местные бюджеты, а так же поддерживают репутацию Финляндии как самой инновационной страны Европы.

- Что интересно, у наших соседей чиновники не занимаются бизнесом – рассказывает директор технопарка новосибирского Академгородка Дмитрий Верховод, недавно посетивший Финляндию в порядке обмена опытом - Сотрудники финского Государственного агентства по развитию технологий и инноваций Tekes получают хорошую зарплату, а обязанность у них, по большому счету, одна – раздавать казенные деньги. Не всем подряд, конечно, но обязательно финансировать те проекты, которые признаются перспективными независимой экспертной комиссией. Причем менеджеров агентства ругают, если в их зоне ответственности накапливается слишком много успешных проектов. Это означает, что агентство по развитию инноваций перестало рисковать – поэтому самые интересные, новые, действительно прорывные идеи могут остаться за бортом.

Но мы-то не в Финляндии живем. Российские чиновники рисковать не хотят или не могут. На недавнем мероприятии в технопарке один из гостей, доктор химических наук Нариман Салахутдинов, рассказал, как обращался за поддержкой в продвижении своей инновационной фармакологической разработки в одну высокую инстанцию. Хозяин кабинета был всей душой настроен помочь, но спросил: «А вы стопроцентный успех гарантируете? Ведь если дело не выгорит, меня привлекут за разбазаривание государственных средств ». Естественно, они не договорились, потому что ни один честный разработчик не может гарантировать абсолютный и быстрый экономический успех настоящей инновации – то есть, того, чего еще не было на рынке.

На что же надеяться ученым?

Этот вопрос я задала заместителю председателя СО РАН, директору Института нефтегазовой геологии и геофизики им. А.А. Трофимука, академику М.И. Эпову. Михаил Иванович сам не чужд инновационной деятельности – при его непосредственном участии еще в начале 90-х годов в Новосибирске возникло малое научно-производственное предприятие «Луч», которое занимается разработкой и производством геофизической аппаратуры. Сейчас академик Эпов взял на себя задачу ревизии всего парка разработок СО РАН. Сибирское отделение намерено предпринять специальные усилия для продвижения самых ценных из них – для этого недавно разработана и принята Инновационная стратегия СО РАН.

- Ясно, что на государственные «институты развития», с их бескомпромиссным бизнес-подходом к действительности, ученым надеяться не приходится – считает Михаил Иванович – Сейчас в нашей стране достаточно много возможностей для прибыльного вложения денег, если они попали в твое распоряжение. Можно их в банк положить под хорошие проценты, можно поиграть на бирже. Повышение цены на нефть даже на доли процента полностью лишает смысла вложения в инновации – никакой высокотехнологичный проект не может сравниться с сырьевым бизнесом по прибыльности. А если с фондов начинают спрашивать за отсутствие целевых результатов деятельности, они во всем обвиняют науку, у которой, якобы, нет реальных разработок.

- А они есть? Их много?

- Это не такой простой вопрос на самом деле. Недавно мы в СО РАН решили разобраться с тем, что имеем. И я хочу сказать, что информация о безграничных запасах ценных разработок – это миф, который только вредит делу. Во- первых, все, что можно было коммерциализировать быстро и без больших затрат уже давно коммерциализировано. Сотни малых инновационных предприятий в Академгородке возникли не на пустом месте. Более капиталоемкие ценные идеи тоже далеко не всегда лежат мертвым грузом – за ними идет настоящая охота с начала 90-х годов. Можно сказать, что с нашего «молока» несколько раз снимали сливки. Во-первых, ценные инновационные идеи, над которыми работали большие научные коллективы еще в советское время, во множестве улетели на Запад в головах ученых-иммигрантов. В этом направлении успешно поработал и Джордж Сорос со своим фондом, помогавшим российским ученым выживать в обмен на отчеты о научной деятельности. Потом пришла очередь китайцев. Они приезжали в Академгородок большими делегациями и быстро сообразили, что выгоднее не патенты покупать, а умные головы вместе с содержимым. Немцы, французы, корейцы тоже немало попаслись на нашем поле. И вот теперь, когда от урожая остались отдельные колоски, руководство РФ спохватилось, что нужно что-то делать.

В текущем году я лично проверил состояние более 400 разработок СО РАН, которые перечислены на нашем сайте. И могу сказать, к огорчению многих директоров институтов, что реально годятся для коммерциализации не более 60 из них. Это произошло по разным причинам. Самая распространенная из них – коллектив, который предлагал разработку, давно распался, автор идеи занимается другими делами, уехал или умер. А без автора даже самый подробный патент никакого смысла не имеет, его никому постороннему не удастся материализовать. Еще одну причину я уже называл – разработки числятся за институтами СО РАН, но на самом деле уже приватизированы и реализованы. Обнаружилось и одно неприятное явление, которое изрядно портит репутацию академической науке. Это разработки, которые их авторы умудряются «продавать» по многу раз, но никогда не доводят до успешного результата. Такие волшебные «неразменные пятаки»… Вообще-то этих ученых можно понять: у них чаще всего за душой ничего нет, кроме хорошей идеи, на которую потрачены десятилетия жизни. Передашь ее бизнесу за небольшие деньги, все равно останешься нищим, а кто-то на твоей разработке разбогатеет.

Хорошо известно, что договоренности о роялти в России далеко не всегда соблюдаются. Вот и нашли люди выход: просят у потенциальных покупателей несколько миллионов на завершение работы, но до конца дело не доводят. Деньги потрачены, а обещанного эффекта нет. Причем заказчик и оказывается виноватым: у него, допустим, сырье не соответствует требованиям. Он махнет рукой на неудачу, а разработчики пойдут искать другого простофилю. Мне известны случаи, когда по четыре раза «продавали» одну и ту же разработку.

- И что же делать с этим явлением?

- Бороться, чем мы с вами сейчас и занимаемся. Предупрежден – значит вооружен. А вообще, жуликоватых деятелей среди ученых подавляющее меньшинство, гораздо чаще нас самих обманывают. Но вернемся к 60-ти перспективным разработкам. Это проекты высокой степени технологической готовности, с просчитанной положительной экономикой. Для их продвижения зачастую не нужны большие деньги, но у наших институтов, как у бюджетных организаций, нет законной возможности их выделить.

- Можете пример привести?

- Приведу из своей практики. Мы обнаружили крупное рудное месторождение новыми бесконтактными геофизическими методами. Для подтверждения возможного открытия нужно скважину пробурить, а это 3 миллиона рублей. Нет бюджетной статьи, по которой я могу провести эти расходы. А если обращусь к бизнесу, с меня спросят доказанные запасы месторождения. Для этого нужна уже не одна скважина, а 20!

- Как же быть?

- Инновационная стратегия СО РАН заключается в том, что мы рассчитываем на сотрудничество с крупными корпорациями и с администрациями регионов. К примеру, Якутия достаточно богатый регион, чтобы профинансировать экспериментальную геологоразведку. Мы уверены, что можно с самолетов-беспилотников вести разведку месторождений на арктическом шельфе и собираемся в скором времени это доказать. Попытаемся для каждой из 60 отобранных разработок СО РАН найти состоятельных «интересантов».

- А можно ведь наоборот действовать – не готовые разработки предлагать, а решать проблемы заказчиков.

- Такое тоже предусмотрено. С недавних пор мы стали посылать десанты специалистов к потенциальным заказчикам разработок. Была очень продуктивная поездка к газовикам в Надым. Действительно, выявились некоторые проблемы, которые до сих пор не удалось решить силами отраслевой науки. К примеру, это проблема износа оборудования. Природный газ из пласта идет под большим давлением, увлекая с собой большое количество песка. Он просто «съедает» металл насосов и труб. Оборудование приходится часто ремонтировать, на этом теряется до 15 процентов от возможной добычи. Можете представить, какие это деньги! Если бы удалось хоть немного увеличить межремонтный срок работы техники, выигрыш был бы огромный. Несколько таких решенных проблем – и существование всей РАН окупится многократно. Но это пока что «шкура неубитого медведя». Задача явно междисциплинарная, нужно собирать временный комплексный коллектив, а это отдельная головная боль в строго регламентированной жизни бюджетных организаций.

- Мы все больше в будущем времени говорим, а сейчас есть какие-то инновационные успехи у институтов СО РАН?

- Есть, конечно, хотя и не очень громкие. Делаем то, что внутренние возможности позволяют, а так же новый закон, разрешающий создание малых инновационных предприятий при вузах и НИИ. Как раз перед вами у меня в кабинете был руководитель компании «Сибингео» Алексей Фаге. Он, к слову, самый старший в своей фирме работник, ему 23 года. Специализация компании – поиск источников воды при помощи приборов для наземной электротомографии. Это разработка нашего института. Малое предприятие получило разведочное оборудование в лизинг, потом договорились в бригадой бурильщиков. Первую разведку провели благотворительно, на территории женского монастыря в Колывани. Там много раз пытались найти воду, но бур натыкался на гранит. После проведенного при помощи аппаратного комплекса «Скала» исследования было установлено, что залегающий на глубине 10 метров гранитный массив резко обрывается, а дальше идут трещиноватые породы, в которых, по расчетным данным, должна находиться вода. Пробуренная в указанном месте скважина подарила монастырю собственный источник чистой питьевой воды с достаточным дебитом. Теперь от заказчиков нет отбоя. Пусть это не великий успех. Помните, народовольцы опирались на теорию малых дел и шли в народ обучать и лечить крестьянских детей? Расчет был на то, что через два поколения такой работы в России сменится власть. Так ведь оно и получилось…

Рассказ академика Эпова вселяет надежду, что не все так скверно с инновациями в России. Только жаль, что разработка, которой занимается Влад Милейко, плохо укладывается в обрисованную инновационную стратегию СО РАН. Кто может быть «интересантами» в данном случае? Вряд ли это богатые корпорации или регионы-доноры. Хотя от страшной болезни не застрахован никто из женщин, вне зависимости от статуса, состояния и места проживания... Неужели для продвижения столь необходимой людям инновации потребуется бабий бунт?

• Изображения
• Медиа файлы