Горсть изумрудов от "Факела"

Я бы ответил для начала на два вопроса: что привлекало в «Факеле» исполнителей, и что привлекало заказчиков.

Исполнителей привлекала, в первую очередь, возможность участия в решении интересных междисциплинарных задач. В то время существовала очень жесткая административная структура государственных учреждений, и было затруднительно организовать взаимодействие разных НИИ, а тем более создавать общие темы. А у «Факела» не было таких ограничений, людей во временные коллективы можно было набирать откуда угодно.

Вот характерный случай: тогда в ИЯФе работал один американец, а его жена подрабатывала переводами с русского на английский. Заказы для нее оформлялись через «Факел». Когда заполняли на нее в кадрах анкету, то в графе «Каким отделением выдан паспорт?» честно написали - «Филадельфийским». И ничего, сошло. Кроме того, не надо было брать исполнителей на постоянную работу. Нужен специалист для какого-то проекта на 2 месяца – его привлекали. Сделал свою работу, получил оплату – и до свиданья. Для того времени это был неслыханный уровень трудовой свободы, мобильности.

Еще такой момент важен – молодежи всегда хочется порулить, а в НИИ пока получишь право на свою тему, молодость пройдет. «Факел» позволял честолюбивым ребятам и темы возглавлять, и руководить целыми направлениями (у нас это называлось филиалами). Это была отличная школа управления, менеджмента по-нынешнему, а ведь тогда этому нигде не учили. У более старших людей – кандидатов и докторов наук, иногда даже академиков, был свой интерес: они за работу в «Факеле» денег не получали, зато могли собрать временный коллектив, быстро сделать нужную установку и проверить свою «сырую» идею. Много было таких работ.

А что привлекало заказчика – прежде всего оперативность, не было большой раскачки, как в обычных советских учреждениях. Заключили договор – через неделю уже вся команда работает, через два месяца работа закончена и сдана. И никаких лишних накладных расходов, потому что у «Факела» и не было почти ничего, требующего расходов. Президиум Сибирского отделения АН выделил две комнатки в подвале общежития Физматшколы, там сидели экономист, бухгалтер, снабженцы – всего человек 5 аппарата. А директорат собирался где придется. Собственного оборудования тоже никакого не было, мы арендовали необходимые станки и приборы, которые простаивали в институтах по вечерам и в выходные дни. Все это оформлялось договором с НИИ, никакой партизанщины мы старались не допускать. Институтам это было выгодно, потому что «Факел» платил наличные деньги, и можно было их использовать на разовые нужды – дефицитную деталь купить на рынке, дворника нанять снег покидать. Необходимые для работы материалы тоже оплачивались. То есть, не было у нас идеологии что-то где-то утащить и свое сляпать. Отчетность велась очень строгая. Если у нас самих ума не хватало грамотно провести какие-то расходы, помогали специалисты Сибирского отделения АН.

Без этого «Факел» не продержался бы и года, ведь разные проверочные комиссии из Академгородка не вылезали, все искали какую-то крамолу. Считалось, что жулики присваивают в «Факеле» какие-то огромные деньги. А мы всем исполнителям платили одинаково, половину ставки рабочего второго разряда. Это маленькие деньги, но студенты и молодые научные сотрудники и этому «приварку» были очень рады. А я будучи директором «Факела», вообще ничего не получал – не из особого бескорыстия, а потому что тогда допускалось только одно совместительство, у меня оно уже было в университете.

Другие руководители - директора филиалов - получали по половине своей институтской зарплаты. Еще одна крамола, которую все время искали – не присваиваем ли мы научные идеи академических институтов. Ничего подобного не было, мы по договорам с НИИ работали, институт оставался автором идеи, автором макета, мог потом внедрять разработку от своего имени.

Почти вся прибыль от работы «Факела» шла райкому комсомола, который употреблял ее на общественно полезные дела. Это был единственный в Советском Союзе райком, который располагал такими средствами, что мог финансировать десятки клубов и спортивных секций, организовывать экспедиции, проводить фестивали и выставки. Было такое замечательное начинание – каждое лето курсанты Военно-политического училища нанимались для работы с трудными подростками, выезжали с ними в спортивно-трудовые лагеря на природу. Полдня работали, а потом соревновались и ходили в походы. А еще райком комсомола на деньги «Факела» подкармливал школьников из ФМШ, которым не хватало интернатского питания.

В распоряжении директората «Факела» оставалось примерно 10 процентов прибыли. Эти деньги расходовались на так называемые дотационные темы. К нам приходили люди с инициативными научными проектами, Совет директоров «Факела» их рассматривали, и по итогам выделялось финансирование. По современным понятиям это были гранты, их не надо было возвращать. Некоторые из этих работ впоследствии позволили их авторам сильно вырасти по научной линии – могу назвать, для примера, академиков В. А. Коптюга и Г.А. Месяца.

«Факел» быстро рос и превратился в очень заметную организацию – до 6 тысяч единовременно работающих! Появились солидные заказчики – военные ракетчики, космос. Но и противники тоже активизировались. Одним из них был председатель Госбанка Свешников. Я к нему ездил на переговоры, а в кармане с собой вез друзу искусственных изумрудов – разработку технологии их выращивания как раз «Факел» профинансировал.

Выкладываю друзу на стол и говорю: «Вы нас обвиняете в нарушении баланса между товарной и денежной массами, а мы смотрите что можем поставлять ювелирам. Советские женщины мечтают о таких украшениях. Сколько угодно можно производить этого товара». Но Свешников остался при своем мнении – «Факел» вреден, разрушает плановую экономику. Это не было общим мнением властей, по крайней мере, поначалу.

Я хорошо помню, что первый секретарь Новосибирского обкома партии Ф.С. Горячев нас поддерживал. Однажды мне из Обкома комсомола позвонили: «Николай Григорьевич, приехал человек из Центрального комитета с заданием прикрыть «Факел». Готовьтесь». Я сразу поехал к Горячеву, рассказал ему о новой напасти. Он при мне позвонил комсомольскому первому секретарю Борису Наместникову: «Этот дурак из Москвы у тебя? Гони его грязной метлой, чтобы духу его в Новосибирске не было!». Уж не знаю, как они на дипломатический язык перевели эту тираду, но тогда мы отбились.

А через некоторое время местное отделение Госбанка вдруг закрыло счет райкома комсомола, через который шли все наши операции. Предлог был такой: «Комсомол организация идеологическая, нельзя ей заниматься хозяйственной деятельностью». Мы пошли с этой бедой к Лаврентьеву. Но «дед» иногда уж очень прямолинейно действовал. Он по «вертушке» позвонил Свешникову, с которым был хорошо знаком. Они даже внешне были похожи – два высоченных худых старика, властных и громогласных. Лаврентьев начал заступаться за «Факел», но Свешников на том конце провода возражал. Я смотрю, лицо Лаврентьева краской наливается, и он прямо загрохотал в трубку: « Ну, ясно! Теперь я знаю еще одного бюрократа, у которого миллионы между пальцами летят – он не видит, а пятерка рублей прилипла – он глаз оторвать не может!». Дальнейшие переговоры не помогли. Свешников стоял на своем и говорил, что его позицию в ЦК партии поддерживают. Тогда мы решили обратиться к академику Кириллину, тогдашнему председателю Госкомитета по науке и технике, зампреду Совета министров. Он был в курсе работы «Факела». Я предложил ему такой вариант – рассматривать деятельность «Факела» как социальный эксперимент. Не надо никаких обобщений, никакого распространения опыта – идет эксперимент, давайте подождем результатов. Академика оказалось легче убедить, чем финансистов. Он с ЦК комсомола договорился, и вскоре вышло постановление Совета министров о продлении экспериментальной деятельности НПО «Факел».

От нас отстали на несколько месяцев. Тогда мы не знали, что решение о закрытии уже принято на высшем уровне, за ним стоял всемогущий Суслов. Банк опять закрыл счет. Но нельзя было прихлопнуть «Факел» в один момент, тогда как раз выполнялись несколько договоров для очень серьезных ведомств. Жалко, не сохранилось письмо академика Мишина, который сменил С.П. Королева на посту руководителя знаменитого ОКБ-1. Он в этом письме очень высоко отзывался о деятельности «Факела», о результатах нашего сотрудничества. Другие важные заказчики тоже пытались заступаться за нас, но ничего не помогло. Нам было велено завершить те договоры, которые выполнены процентов на 70, а новых не заключать. Так «Факел» начал гаснуть и погас.

И я до сих пор пытаюсь понять истинные причины гонений. Видимо, Суслов боялся возрождения духа частного предпринимательства. Но «Факел» не был в полном смысле рыночной структурой. У нас не практиковалось вознаграждение в строгом соответствии с результатами труда, люди работали за скромную зарплату, а в большей степени за интерес. При этом производительность труда была невероятная по тем временам. Конкурсов никаких тоже не было: в Академгородке тогда все специалисты были на виду, поэтому лидеры проектов находили исполнителей среди своих знакомых или знакомых знакомых. Неудачи при исполнении заказов были большой редкостью. И конечно, мы ничего не продавали, были избавлены от такой заботы. Проблемы найти заказчика тоже не было: промышленность в стране вовсю работала, задач у нее было сколько угодно.

Если бы «Факелу» дали развернуться, Академгородок мог бы стать не только научным, но и крупнейшим инженерным и внедренческим центром. Инновационным, как теперь говорят. Хочется верить, что еще и будет.

Полную подборку материалов про НПО "Факел" читайте в разделе "Наука и техника" ЗДЕСЬ:
 

• Изображения
• Медиа файлы