Алексей Иванов: «Я же писатель, я все время должен что-то писать».

Тем, кто знает современную российскую литературу, вряд ли нужно представлять писателя Алексея Иванова. Можно, конечно, перечислять престижные премии, которые он получил, но обо всем говорят названия его романов, которые продолжают переиздавать: «Сердце Пармы», «Золото бунта», «Блуда и МУДО», «Географ глобус пропил»…

Фильм, снятый по последнему из перечисленных здесь романов, получил Гран-при фестиваля «Кинотавр» и ещё несколько престижных призов, что вызвало новый виток интереса к творчеству Алексея Иванова. А он как раз написал новую книгу — на этот раз совсем в другом жанре: документальная книга «Ёбург» рассказывает о постсоветском Екатеринбурге.

В Новосибирске писатель рассказывал о самых разных вещах, которые имеют значение:

Печальный парадокс

В жизни есть такой странный парадокс: чем больше ты живешь, тем больше знаешь о своей земле, и родина для тебя все ближе и ближе. И в то же время ты все больше забываешь собственное детство, и оно от тебя все дальше и дальше. Вот это все достаточно печально!

Мы — общество, мы — культура, мы — цивилизация. То есть, мы — люди, которые живут по правилам. То есть, мы говорим, что мы не беспредельщики. Мы — люди культуры, и правила для нас важны.


Все время должен что-то писать!

Я же писатель, я все время должен что-то писать. День писать, ночь писать… А потом то, что написал, разбираю с редакторами, с корректорами, ссорюсь с ними, ругаюсь… Доказываю им что-то, они мне что-то доказывают…

В принципе для любого писателя тем лучше, чем больше к нему предъявляют формальных требований. Как известно, русская литература была наиболее великой во времена тотальной цензуры. Чем больше цензуры — тем лучше литература.

Когда я пишу, я всегда слушаю, как мои тексты звучат. Я беседовал с замечательным филологом, и она мне сказала: по вашим текстам чувствуется, что вы внутри себя их проговариваете. Действительно, я очень часто в своих текстах допускаю приемы, которые предназначены для поэзии. А поэзия ведь предназначена для чтения вслух!

У нас в стране, как ни странно, продажи не зависят от публичной рефлексии или, например, от профессиональной оценки романа. Роман может получить кучу премий и никак не продаваться. А может быть изруган в прессе, но продаваться отлично. И вовсе не от противного — просто почему-то! Для самих издателей это загадка — они не могут объяснить успех или неуспех того или иного произведения. У меня тоже нет версии…

«Ёбург» -- книга о любимом городе

Это на самом деле не роман, это — non-fiction. Сто историй, сто сюжетов из жизни Екатеринбурга. Этакий екатеринбургский «Декамерон», история, эпос про то, как закрытый советский город Свердловск превратился в современный хайтековский мегаполис Екатеринбург. Книга — о великой метморфозе, переходном этапе в жизни города.

И город во время этой метаморфозы я называю вот таким площадным, уличным названием Ёбург. Эта история общезначима в силу того, что Екатеринбург отвечал на все вопросы, которые задавала ему эпоха.

Вообще, что означают город столичный и город провинциальный? Что такое столица и что такое провинция? Провинция всегда живет вне исторического времени. То есть, нам что пять, что десять, пятнадцать лет, что пятьдесят, что двести лет назад — все одно и то же, ничего не меняется. Это и есть жизнь провинции, жизнь, в которой ничего не меняется.

А Екатеринбург или, например, Новосибирск — это города не провинциальные в силу того, что они живут в историческое время. Они ищут ответы на жгучие вопросы эпохи. Как отвечал на эти вопросы Екатеринбург, я рассказал в книге «Ёбург». А вопросов было много: как строить демократию, как бороться с криминалом, каково место художника в обществе, каковы гражданские институты? Новосибирск сталкивается с такими же вопросами. Я думаю, что вы отлично понимаете, о чем я говорю.

Екатеринбург — очень сильный по характеру и абсолютно столичный по менталитету. Туда, знаете, с московскими понтами не заедешь! Екатеринбург — это мой любимый город, иначе бы я не стал писать эту книгу.

Я — не певец родного края…

Я категорически против понятия «краевед». На мой взгляд, это что-то косное, ущербное, убогое и т. д. В России до 1917 года вообще не было понятия краеведения как такового. Люди изучали весь большой мир, его историю, культуру, природу — но на примере своего края. То есть, изучали большой мир на примере своего края, а не свой край большого мира. Вот изучать свой край большого мира — это краеведение, а все остальное — просто обычное познание мира, который окружает человека.

И когда окончательно такая культурная практика загоняется в формат краеведения, это по большому счету очень оскорбительно. Вообще, принцип глобализации, к которой мы все сейчас стремимся -- мыслить глобально, действовать локально — это принцип краеведческий. В формулировках современного московского хипстерства знать Москву означает быть культурным человеком, а, например, Новосибирск или Екатеринбург — быть краеведом. Я считаю, что с этим нужно категорически бороться. И никогда не соглашайтесь, чтобы вас называли краеведом. Меня так называют, и мне это вот так надоело!

Меня уже достало: Иванов — писатель-краевед, певец родного края, воспевает родную Пермь и т. д. Я написал восемь романов. Из них только в одном действие происходит в Перми. И то на окраине города… И тем не менее, я — певец Перми… Да пропади она пропадом, эта Пермь! Сколько можно ее воспевать?! Кстати, у меня только в трех романах действие происходит на Урале. Я и не певец Урала, просто я его хорошо знаю и люблю, но не ставлю целью своей жизни возвеличивание Урала. Так уже надоели все эти клише!

Кино по Иванову

Я продал права на экранизацию почти всех своих произведений. А будет или нет экранизация — это неизвестно ни продюсеру, ни режиссеру, ни актеру, ни писателю. Это известно только господу богу! Найдут продюсеры деньги — значит, будет, не найдут — не будет. Как сложатся обстоятельства… Это -- вопрос удачи, фортуны.

Кто бы мог снять «Сердце Пармы»? Я могу сказать, но вряд ли этот человек возьмется за это, потому что он умер. Это — Эйзенштейн! Надеюсь, что будет документальный фильм по книге «Ёбург».

Я очень хорошо отношусь к фильму «Географ глобус пропил». Мне он очень понравился. Я понимаю, что переход из одной художественной системы в другую, то есть, из романа в фильм — это путь неизбежных потерь. Но ничего страшного, если финальный результат оправдывает все эти потери, если является состоявшимся художественным произведением. А с художественной составляющей у фильма проблем нет!

Разумеется, при переводе времени действия из середины 90-х в наши дни было определенное смещение в смыслах. Это тоже важно. Для меня, как для автора, это свидетельствует, что роман живет. А раз он живет, значит, подвержен интерпретациям. А главное — есть возможность говорить о важных вещах. Скажем, о чем по большому счету был мой роман, написанный в 90-е годы. Роман был о поиске гармонии; мой герой говорил о том, что он ищет примирение с собой и с миром. То есть, в начале 90-х не было, например, проблем со свободой, а вот проблемы с гармонией были! И эту самую гармонию искал мой герой.

А герой фильма, то есть Вячеслав Служкин в исполнении Константина Хабенского имеет уже совсем другую проблему: он ищет свободу! Главная ключевая фраза, которую говорит Хабенский-Служкин: «Я не могу держать на цепи…» И не его вина, что люди на свободе ведут себя, как свиньи: они не умеют быть свободными. Это уже несколько иная проблема, нежели та, что была в моем романе. И никуда не деться: сменилась эпоха и сменилась, разумеется, проблематика.

• Изображения
• Медиа файлы