Круглый стол «Охрана биоразнообразия в Новосибирской области".

.Новосибирск, 24.05.2018. Стенограмма. Часть 1.
Александр Дубынин: Добрый день, коллеги. Небольшая вводная информация: экспертная инициативная группа - открытая лаборатория природоохранной биологии – подготовила аналитическую записку по поводу того, какие документы, касающиеся сохранения биологического разнообразия должны быть включены в Стратегию… вернее, что [в целом, с точки зрения экологической безопасности] должно быть включено в Стратегию развития области. Нам это кажется существенным для того, чтобы сохранение биоразнообразия в нашей области развивалось. Прежде всего это касается особо охраняемых природных территорий. Задача сегодняшнего круглого стола – обсудить какие-то положения и предложения экспертной группы с одной стороны, а с другой стороны – высказать своё мнение по поводу того, как стоит усиливать и развивать работу по сохранению биологического разнообразия в нашем регионе. Формат у нас достаточно открытый, мы приглашали сюда разных специалистов, представителей разных организаций – это и экспертные инициативные группы, представители биологических институтов СО РАН, которые очень плотно работают с этой темой, инициаторы проектов, представители государственной власти (в частности, Министерство природных ресурсов и экологии). Основная задача – сформировать некий пул предложений, которые затем будут направлены как наше общее мнение – решение Круглого стола – разработчикам Стратегии. Ну и ещё одна задача – просто познакомиться друг с другом, понять, кто что делает, какие есть возможности. В частности, у нас здесь есть представители компании «Дата-Ист», которая на самом деле активно работает с экологическими организациями и с природоохранными задачами; я попросил их тоже рассказать о том, что они делают – это очень важно будет уже на этапе реализации. У всех у вас есть четыре бумажки, в которых вы можете посмотреть предлагаемые для обсуждения вопросы и какой-то предварительный порядок, также вариант проекта решения, который предложен для того, чтобы мы могли его обсудить и высказаться по этому поводу, и фрагмент того, что называется «рекомендациями экспертной инициативной группы» - это фрагмент нашей аналитической записки, которую мы направили в адрес губернатора области.
Давайте, может быть, начнём нашу работу. Пока люди подключатся – я предлагаю двигаться по нашему списку. Если есть какие-нибудь, может быть, изначальные соображения или предложения – можно сейчас их озвучить: я имею в виду по самому ведению, по времени. Есть какие-то ожидания? Предварительно мы заявляли на три часа – думаю, надо постараться как-то в два часа уложиться, поэтому предлагаю выдерживать такой регламент: выступления – до 8 минут, какие-то развёрнутые дополнения – до 3 минут, какие-то реплики с мест и обоснования в рамках дискуссии – 1-2 минуты. То есть у нас получаются три части нашего круглого стола: первая – это запланированное выступление, которое делают эксперты (они его готовили, чтобы эту ситуацию прояснить), вторая часть – это примеры реализуемых проектов по конкретным территориям, и третья часть – это собственно обсуждение решений и рекомендаций.
Александр Васильевич Дубовицкий [Министр природных ресурсов и экологии Новосибирской области], как я понимаю, наверное, не доедет, да? (Обращается к представителю Минприроды.) Но у нас есть представитель Министерства [Арсений Помазовский], и он тоже с нами будет работать в рамках Круглого стола. Александр Васильевич должен был рассказать по поводу работы Министерства в рамках подготовки Стратегии. Как я понимаю, у нас здесь единственный человек, который может хотя бы немного рассказать про это, об этих задачах – это Светлана Александровна Гижицкая, [участник рабочей группы по природопользованию, за которую отвечает Минприроды в разработке Стратегии]. Буквально тезисно: какая ситуация сейчас? Какие задачи сейчас ставятся перед этой группой? Что ожидается? Может быть, какие-то сроки?
Светлана Гижицкая: У меня перед глазами непосредственно этих пунктов нет. Я не думаю, что я уполномочена выступать по всему объёму…
А.Д.: Нет, какие-то просто рамки, сроки и так далее.
С.Г.: Если говорить непосредственно о нашей теме как таковой, то основное решение, которое было принято – как минимум посчитать сейчас процент заповедных территорий, который будет, и это точно не 13% - чуть меньше. В общем, основной девиз, к которому мы решили все прийти – это, собственно, «лучше не количество, а качество». Сейчас какого-то готового решения, как я понимаю, нет. Говорили о комплексном развитии этих территорий, говорили о том, что нужно знать, что происходит во всех категориях ООПТ, а окончательной бумаги у меня нет. Сейчас, на самом деле, ситуация обсуждения, ревизии того что есть, что накоплено, куда двигаться дальше исходя из тех ресурсов, которые существуют, и т.д.
А.Д.: Ну вот, я думаю, что сегодня мы постараемся обменяться мнениями по этим вопросам. Может быть, начнём один из пунктов нашей аналитической записки, касающийся природоохранного законодательства –в частности, законодательства по особо охраняемым природным территориям. Я двигаюсь немножко не по порядку, который у нас есть… <входит новый человек> Хотя, на самом деле уже могу двигаться и по порядку. Давайте послушаем Илью Эдуардовича Смелянского [эксперта ООО "Сибэкоцентр", редактор Степного бюллетеня]. Я попросил рассказать про ситуацию с законом об особо охраняемых природных территориях: чего там не хватает, что стоит добавить.
Илья Смелянский: Уважаемые коллеги! Восемь минут – это очень мало, поэтому ни на какие предисловия времени не остаётся. Думаю, мы все без исключения понимаем, что существование, создание, функционирование – все стороны жизни особо охраняемых природных территорий определяются законодательством. Основу законодательства всех субъектов Федерации (в данном случае – Новосибирской области) образует профильный закон. В Новосибирской области он есть – это закон «Об особо охраняемых природных территориях в Новосибирской области». Но, к сожалению, он не в лучшем состоянии, скажем так. Я не мог собрать все пробелы, их много, вот только некоторые – которые первыми попадаются на глаза. По статьям. Большой недостаток – вернее, благоприобретённый недостаток этого закона – это то, что в нём практически полностью исчезло регулирование целого класса особо охраняемых природных территорий: ООПТ местного значения. У нас всего три значения – федеральное, региональное и местное. Федеральное – это не наша тема, региональное худо-бедно как-то регулируется, а ООПТ местного значения практически из закона выпадают начисто. Единственная категория ООПТ местного значения, которая нам сейчас допускается (а поскольку список закрыт – это значит, что другие не допускаются) – это городской парк. Понятно, что никакой охраны природы городские парки не обеспечивают. Они обеспечивают более-менее сохранение окружающей среды для населения городов, промпоселений – ну, в общем-то, и больше ничего. Это другие задачи, специфические, они тоже должны решаться, но к охране природы они отношения, в общем-то, не имеют. А потенциально ООПТ местного значения – это большая, мощная… ну, не мощная, а масштабная форма, которая может быть в самых разных случаях применена для сохранения разных природных систем на отдельных территориях. По состоянию на данный момент, к сожалению, областной закон практически закрывает возможность создания ООПТ на муниципальном уровне, хотя федеральное законодательство это предусматривает. Но городские парки бывают только в городах, если сельское поселение не в пределах города и хочет воспользоваться предоставленным ему федеральным законодательством правом создать ООПТ местного значения – то оно этого сделать не может. То есть, здесь помимо содержательного пробела имеется ещё и противоречие с федеральным законодательством, которое пока остаётся никем не замеченным – например, прокуратурой – но его всё-таки надо как можно скорее исправлять. Решение простое: надо расширить список категорий ООПТ местного значения (либо дать органам местного самоуправления право свободно устанавливать эти категории), ну и, собственно, вообще дополнить закон в этой части.
Далее. Статья 6 областного закона описывает создание ООПТ регионального значения – и, к сожалению, она на самом деле не описывает практически ничего. В ней есть более или менее внятный пункт 4, который что-то говорит о том, как устанавливаются охранные зоны ООПТ, но о самих ООПТ – не об их охранных зонах, а о них самих – эта статья практически не говорит. Её содержательные части были в своё время отменены, и ничем не заменены до сих пор, хотя прошло уже достаточно много лет. При этом один из пунктов этой статьи - один-единственный содержательный, точнее второй содержательный – а именно п.4, полностью дублирует п.1 статьи 8. Так вот получилось. Зачем это нужно в законе – совершенно непонятно. Это – дословно совпадающие два пункта в разных статьях.
Ну, это, допустим, казус, его устранить легко. Но гораздо хуже, что порядок установления режима охраны и использования земельных участков и водных объектов в границах самой ООПТ не определён полностью. На самом деле – как это вообще регулируется в области? Фантастика какая-то, никто не знает. Аналогично не определён порядок подготовки документа, то есть создания или изменения, упразднения ООПТ регионального значения. То есть, по сути, на самом деле, закон не регулирует систему вообще. Понятно, что это – нетерпимая ситуация. Понятно, что это нужно как можно скорее менять. Эта статья должна быть переписана, отменённые пункты должны быть восстановлены в каком-то новом прочтении – без этого работать невозможно.
Статья 9 – «Порядок организации ООПТ местного значения». В законе номинально есть, но она была отменена в 2014 году. Она и раньше-то была не фонтан, но теперь её нет вообще – соответственно, порядок не определён. Ну и про ООПТ местного значения я уже в целом сказал. Необходимо эту статью восстановить, заново прописать порядок. ООПТ местного значения в области должны создаваться.
«Охрана ООПТ», статья 10. К ней много претензий, я скажу только одну: п.1 этой статьи определяет, что охрана ООПТ регионального значения Новосибирской области осуществляется органами, в ведении которых они находятся. Это в общем верно, но в то же время федеральное законодательство, которое мы не можем нарушать, содержит (в федеральном законе об ООПТ) статью 27 – «Режим особой охраны памятников природы», в которой, на самом деле, немножко по-другому определяется порядок охраны этой конкретной категории ООПТ. Эта категория есть в Новосибирской области, и здесь возникает коллизия с федеральным законодательством, поскольку федеральное законодательство определяет, что охрана памятников природы может осуществляться правообладателями земельных участков, на которых созданы памятники природы, а региональный закон Новосибирской области этого не допускает. Очевидно, что это нужно как-то исправлять, приводить региональный закон в соответствие с федеральным.
«Ответственность за нарушение режима ООПТ», статья 12 областного закона. Тут не могу сказать, что это прямо претензия к нему, или в нём содержится какое-то нарушение действующего законодательства – это, скорее, некоторый недостаток, на который хотелось бы обратить внимание. Региональный закон Новосибирской области не предусматривает никакой собственной меры ответственности, никакой отсылки к нормативно-правовым актам Новосибирской области по поводу нарушения установленного режима ООПТ. То есть ООПТ регионального значения Новосибирской области созданы Новосибирской областью на средства Новосибирской области, в них действует режим определённый соответствующими органами Новосибирской области – но при этом никакой собственной ответственности за нарушения этого режима законодательство Новосибирской области не предусматривает, все отсылки – только к федеральному. Это не уникальная ситуация – есть и другие субъекты Российской федерации, в которых точно так же это устроено, но в общем это, наверное, не является правильным, и было бы логично восполнить этот пробел, дополнить закон об административной ответственности Новосибирской области соответствующими нормами, которые вводили бы какую-то ответственность за нарушение режима региональных ООПТ.
Это – то, что в законе есть, но почему-либо нехорошо. Кроме того, кое-чего в законе нет совсем. На самом деле там много чего нет, но я только два пункта выделил бы, потому что времени у нас мало. В нём ничего не говорится, к сожалению, о планировании развития сети ООПТ в Новосибирской области. Наверное, почти все знают, что в своё время действовала много лет перспективная схема развития сети ООПТ. Сейчас она отменена. Никаких других норм, которые бы её заменили, в области нет. Этот вопрос полностью остаётся вне правового регулирования. К сожалению, это лакуна не только регионального, но и федерального законодательства – федеральный закон тоже не содержит таких норм; но ничто не запрещает Новосибирской области соответствующий нормативный акт принять – вернее, внести изменения в действующие законы, может быть принять какие-то подзаконные акты, конкретизирующие это. В этой связи хотелось бы два слова буквально сказать: существует представление о том, что вся эта тема в принципе должна быть выведена в градостроительное законодательство и должна, по идее, регулироваться «Схемой территориального планирования» и другими документами территориального планирования. На самом деле это не так однозначно, потому что действующий Градостроительный кодекс не определяет особо охраняемые природные территории как объект… не определяет схемы развития сетей - никакие подобные документы сетей ООПТ – в качестве документов территориального планирования. Они могут быть – в принципе. Они могут быть туда отнесены в качестве «иных областей» в соответствии с полномочиями субъектов РФ или там полномочиями Российской Федерации, иных федеральных органов. Но это – не очевидная вещь, это нужно специально обсуждать, специально доказывать. В настоящее время «Схема территориального планирования» эту роль в Новосибирской области не выполняет, естественно. Для того, чтобы либо она её выполняла, либо была создана какая-то другая, отдельная схема территориального планирования развития сети ООПТ, нужно принимать соответствующие нормативные акты, нужно вносить изменения… ЖЕЛАТЕЛЬНО вносить изменения в областной закон, а впоследствии, видимо, и в схемы территориального планирования. Поскольку действующий закон о регулировании градостроительной деятельности в Новосибирской области вопросы существования и развития ООПТ умалчивает совсем начисто, то, по-видимому, изменения надо вносить и в него. Но сначала – в профильный закон, потом – в градостроительный, другого порядка нет.
Второй момент, который в нашем областном законе отсутствует в настоящее время – это вопрос обязательств правообладателей земельных участков, на которых находятся памятники природы, и возмещения расходов этих правообладателей. Федеральное законодательство предусматривает специфический, особый порядок для памятников природы – это единственная категория ООПТ, для которой оговорена специально роль правообладателей земельных участков, находящихся в границах этих ООПТ, и оговорена возможность возмещения их расходов на обеспечение режима. В общем, это довольно разумная (я бы сказал даже «мудрая») норма, которая была в самом начале, когда закон писался, в него внесена, и благополучно пережила пока все редакции. Поскольку норма действует, мы просто обязаны для соответствия федеральному законодательству внести соответствующие изменения и в областной закон. Я про это говорил – единственное, могу ещё раз повторить. Это нужно сделать.
Всё. Спасибо.
А.Д.: Давайте, наверное, обсуждение мы позже будем делать, а пока будем двигаться дальше. Я хочу попросить Валерия Владимировича Шрейдера [руководителя ГКУ НСО "Природоохранная инспекция"] рассказать про сложившуюся систему особо охраняемых природных территорий. Есть какая-то презентация?
Пока коллеги разбираются с презентацией – может быть, можно один вопрос задать [предыдущему докладчику]. Есть у кого-нибудь? Да, пожалуйста.
– Илья, скажи пожалуйста: а есть какие-нибудь положительные прецеденты в других областях, других субъектах федерации? Местные ООПТ вообще открывались?
И.С.: Конечно.
– А можно пример?
И.С.: Да буквально каждый первый.
– Мы – единственное исключение, получается, что ли?
И.С.: Нет, не единственное. Я не делал такого анализа: у нас 89 субъектов. Я не делал такого анализа, но это очень распространено. Региональные законы это регулируют так или иначе. Где-то лучше, где-то хуже, но полная такая дыра, как в Новосибирской области – это редкий случай. Можно, конечно, специально сделать такой анализ. Если требуется реально – то это можно.
– А как тогда организуются ООПТ, если порядок организации ООПТ не определён?
И.С.: Вот так и организуются: по традициям, «по понятиям».
– Федеральное законодательство – оно включает некий набор…
И.С.: Оно, конечно, включает. Но есть масса вопросов, которые оно оставляет на усмотрение субъектов.
– Там есть просто отдельная статья, что, допустим, субъекты федерации могут ввести дополнительные формы…
И.С.: Нет-нет. Я совсем не об этом. Я говорю о том, что не определён порядок. А порядок не определён федеральным законом однозначно. Это вообще не его полномочия.
– Федеральным не определён?
И.С.: Это не его дело – определять порядок для региональных ООПТ.
– А может, мы спросим у представителей Министерства? Как сейчас на практике происходит определение порядка создания ООПТ? На основании каких документов?
Арсений Помазовский: В последнее время – по крайней мере, за время моей работы – мы ни одного не создавали.
- То есть не требовалось это?
А.П.: Не требовалось.
А.Д.: Валерий Шрейдер, пожалуйста.
Валерий Шрейдер: Особо охраняемые природные территории – в первую очередь они создаются для того, чтобы обеспечить у нас очень большое биоразнообразие, которое, скажем так, мало затронуто хозяйственной деятельностью, и зависит не столько от влияния человека, сколько от природных особенностей. В России у нас сеть особо охраняемых природных территорий уже широко развита, начала она развиваться в 1950-е годы. Новосибирская область – она у нас не отсталая, первый заказник был создан в 1965 году. В плане биологического разнообразия наша область продвинулась наиболее широко, что касается Западной Сибири. Можно сказать, что у нас вся Западная Сибирь собрана в миниатюре. У нас представлены три лесных зоны, представлены все виды биологического разнообразия, присущие северам (Васюганские болота), у нас заходит отрог Алтайских гор (Салаирский кряж), очень большое количество озёр, ну и степная зона у нас вблизи Казахстана очень сильно представлена, в связи с чем биологическое разнообразие у нас очень-очень хорошее в этом плане, можно сказать что зашкаливает по Западной Сибири. На территории Новосибирской области существует 24 государственных природных заказника общей площадью более чем миллион триста гектаров, 74 памятника природы. В плане территориального распределения по области мы своими особо охраняемыми природными территориями охватываем практически весь спектр природных особенностей нашей области. Васюганские болота представлены двумя заказниками – «Северный» и «Майзасский», там у нас типичная, можно сказать, тундра, представлены северный олень, другие виды для этой зоны. Мелколиственные леса подтаёжной зоны представлены заказником «Центральный», лесостепные и озёрно-займищные комплексы Северной Барабы – заказниками «Казатовский» и «Мангазёрский», Барабинская лесостепная зона – заказниками «Доволенский», «Здвинский», «Каргатский», «Чикманский» и «Маяк», лесостепные и озёрно-займищные комплексы – заказниками «Юдинский», «Усть-Таркский» и «Успенский», степные озёрно-займищные комплексы – заказниками «Чановский», «Майское утро», «Южный», приобская лесостепная зона – заказниками «Ордынский» и «Инской», сосновые леса – заказником «Сузунский», приобский сосновый бор – заказником «Кудряшовский бор», присалаирская лесостепь и лесная зона – заказниками «Мануйловский» и «Легостаевский», черневые леса Присалаирья – заказниками «Талицкий» и «Колтырацкий». Можно сказать, что все наши уникальные природные зоны представлены в какой-либо особо охраняемой природной территории. Площадь заказников в основной своей массе достаточна для сохранения уникальных комплексов. В отдельных частях нашей области дополнительно к заказникам, где имеются уникальные лесорастительные или растительные сообщества, существуют ещё и памятники природы. Поэтому можно сказать, что наша область территориально более-менее охватывает все уникальные места.
Что касается непосредственно охраны. Охрана государственных природных заказников осуществляется государственным учреждением, в Новосибирской области это – природоохранная инспекция. Численность её на данный момент – 67 человек, непосредственно на территории заказников находится около 50 человек, движимое имущество представлено 68 единицами техники, из которой 29 автомобилей, 36 снегоходов, 3 лодочных мотора. К сожалению, износ этого автотранспорта составляет на данный момент 92%.
Что касается непосредственно охранных мероприятий. Наше учреждение на данный момент обладает всеми контрольными и надзорными функциями. Непосредственно нашими специалистами составляются протоколы о нарушении режима заказника. За этот год нами было проведено уже более тысячи рейдов, было выявлено 22 нарушения, причём по незаконной охоте было выявлено 6 нарушений: это убой 7 особей лося и 3 особи косули. Это всё только с начала года. Было составлено 16 протоколов за проезд вне дорог общего пользования.
Также нашей организацией проводится полный комплекс учёта обитающих на территории заказников животных. Проводится зимний маршрутный учёт, проводятся учёт численности боровой и полевой дичи на токах и по выводкам, проводится учёт численности водоплавающей и болотной дичи по выводкам, учёт барсука и сурка по норам, проводится учёт численности ондатры, бобра, учёт медведя. Также проводится учёт численности животных, занесённых в Красную книгу.
Животный мир, который представлен на территории нашей области, на территории заказников представлен более 50 видами птиц, которые попадают под признаки охотничьих, и более 30 видов млекопитающих. Множество редких и исчезающих видов животных, занесённых в Красную книгу Новосибирской области, отмечены на территории заказников и памятников природы. По некоторым классам, конечно, необходимы дополнительные исследования.
С начала пожароопасного сезона 2018 года произошло 4 пожара на общей площади 7310 га, то есть если говорить о площади – это существенная площадь, которая у нас, к сожалению, просто выгорела. Сюда я ещё не внёс данные по памятникам природы – 3 памятника природы в этом году полностью выгорели.
Границы заказников обозначаются на местности тремя видами информационных знаков – панно и два вида аншлага. На одном из видов аншлагов указывается информация непосредственно о наименовании заказника, а в местах, наиболее посещаемых населением, ставятся ещё таблички, где указываются штрафные санкции за нарушение учётного режима заказника.
На территориях заказников проводится полный комплекс биотехнических мероприятий: изготовление и ремонт подкормочных площадок, кормушек, солонцов. Организуются галечники и порхалища, проводится заготовка и выкладка веников, сена, соли, зерноотходов – полный комплекс мероприятий. В хорошие годы делаем ещё и кормовые поля, которые очень эффективны, заготавливаем деревья лиственных пород для подкормки лосей и других животных.
Регулярно проводятся встречи с населением, в учебных заведениях с подрастающим поколением. В этом году было проведено уже 30 воспитательных бесед.
Основные проблемы особо охраняемых природных территорий, с которыми мы сталкиваемся в настоящее время и которые мы не можем решить. Самая такая [сложная] проблема, которая финансовая, связывает нам руки и ноги, низкий уровень технического обеспечения. Уровень браконьеров на сегодняшний момент во много раз – не побоюсь этого слова – превосходит возможности наших охотоведов. Если основные браконьеры сейчас разъезжают на импортной технике, на подготовленных джипах, то то, что у нас – вы видели на фотографиях, да ещё и 92% износа, что очень негативно сказывается…
Вторая проблема – это неприменение на территории нашей области статьи 262 Уголовного кодекса. Основная статья, по которой идёт возбуждение дел – это статья 258 о нарушении правил охоты на территории заказников, в результате чего мы упускаем комплексный подход к нарушению целостности этой системы. Особо охраняемая природная территория – это не только то, что живое по ней бегает, это целый комплекс. К сожалению, на данный момент абсолютно никак это не учитывается. Мы уже делали обращение в прокуратуру, они присоединились к нашей проблеме, но пока с мёртвой точки у нас не сдвинулось. Если на территории других субъектов эта статья ещё применяется, то у нас это вообще никак.
Третье – это отсутствие нормативного регулирования по вопросу, связанному с рекультивацией земель и проведению восстановительных работ по Новосибирской области. Сейчас у нас началось лето, и массово пошли земляные работы на территории заказников: дорожное строительство, строительство и ремонт линий электропередач, прокладка других каких-то линейных объектов, какое-то капитальное строительство на территории заказников. У нас по действующему законодательству это должно регулироваться именно нормативно-правовыми актами Новосибирской области. Но у нас это вообще, в принципе [это] никак не запланировано. На сегодняшний день мы уже останавливаем работы на территории заказников, заставляем хозяйствующие субъекты обращаться в проектные институты, чтобы хотя бы как-то проектировалось восстановление, рекультивация этих земель. Но, к сожалению, у нас единственный документ – это в Искитимском районе, где хотя-бы как-то существует порядок рекультивации. На территории других районов они зачастую задним числом, после остановки работ, получают эти документы, разрешения на проведение работ, связанных с нарушением напочвенного покрова, но дальше процесса контроля за восстановлением, за возмещением ущерба нет, вообще никак работа не поставлена, полномочий нет даже на отслеживание этих процессов.
Ещё одна проблема – это смена современного портрета браконьера. Здесь можно разделить на две категории: это местные и профессиональные заготовители. Портрет современного местного браконьера – это человек на лошади с фарой во лбу и двумя аккумуляторами по бокам. Оружие хранится и прячется непосредственно в лесу, что-либо доказать вообще невозможно. Даже к «административке» привязать его мы не можем. Мы попытались внести изменение в положение о режиме заказника, чтобы хотя бы за проезд вне дорог общего пользования на лошадях людей, не связанных с производственной деятельностью, можно было как-то привлечь, личность хотя бы установить, но пока это не дало никаких результатов. Если мы говорим о другой категории людей – которые относятся к заготовителям, то это, зачастую, браконьеры на хорошо подготовленных автомобилях. Идёт несколько машин, охота в основном ведётся с дороги. Одна машина отслеживает нахождение животных около автодорог, вторая машина отстреливает, а третья машина – в которой, зачастую, находится человек, который не имеет ни охотничьего билета, ни оружия зарегистрированного – забирает мясо и вывозит. Если мы даже кого-то останавливаем из этой троицы – дела просто разваливаются, ни одного дела нам так и не удалось довести до ума. Человек тупо говорит: «Вижу – мясо лежит, я просто подобрал». Он даже не охотник, его даже по административке вы привлечь не можете. Человек, который стреляет – вы ему тоже не можете ничего привязать, потому что он находится с оружием на дороге общего пользования, имеет полное право, и если непосредственно на месте убоя ты его не поймал – ты его также привязать не можешь. Если осуществляется съезд с дорог общего пользования – ставятся фотоловушки с СМС-оповещением. И если мы даже начинаем след отрабатывать напрямую за ними – к ним приходит СМС о том, что за ними кто-то едет, с фотографией. Понятно, что оружие тут же прячется, мясо тут же всё из машины убирается, вываливается…
А.Д.: Современные технологии на службе у браконьеров.
В.Ш.: Да. К сожалению, у нас нет возможности себя ими обеспечить – а браконьеры ими полностью обеспечены. Если это касается местного населения, то это шипы. По всем дорогам на территории заказника, если след отрабатываешь, в 99% ты напарываешься на специально заготовленные шипы и остаёшься без колёс. Вот такая вот у нас проблемка существует.
Пятая проблема – это устаревание режимов особой охраны от реальных антропогенных нагрузок. Зачастую мы пытаемся как-то соответствовать изменениям в нашей жизни, изменениям нагрузок на особо охраняемые природные территории, используем технические средства, экологические тропы – но наше законодательство настолько неповоротливое, да к тому же оно ещё и лоббируется [в негативном смысле] (не знаю, на каком уровне), и все наши попытки как-то привести положение с режимом к современным реалиям не несут за собой никакого успеха. Последнее, что мы попытались сделать – нам всё было «зарублено» на уровне Законодательного собрания.
В.Ш.: То есть, это юристы, получается?
– Это не юристы, это лоббирование заинтересованных лиц. Зачастую это либо органы власти местного самоуправления, либо это лоббирование со стороны бизнеса, который может себе позволить заезжать… который считает, что ему всё позволено. Идёт лоббирование этих интересов. Сейчас идёт лоббирование в Законодательном собрании, чтобы запрет на проезд вне дорог общего пользования из режима заказника вообще убрать, чтобы там был свободный проезд полностью для населения и всех остальных пользователей – доходит даже до этого. Вот такая вот проблемка у нас есть.
Ещё одна проблема – это отсутствие нормативно-правового регулирования посещений особо охраняемых природных территорий, организации экологических троп, контролируемого экологического туризма. Вы знаете, что на территории нашей области есть экологические тропы, и одна из этих экологических троп существует на территории заказника «Легостаевский» - тропа «Зверобой». Данная тропа никаким образом нормативно не отрегулирована. Она существует в каких-то отчётах, но за кем она закреплена, как она нормативно регулируется? Там такой поток туризма, что информационных щитов с информацией про редкие виды и всё остальное там практически уже не найти. Если в умах у нас портрет туриста - это папа сыну объясняет «Смотри, сынок, какая красота! Это надо охранять», то в натуре это получается пьяная толпа молодёжи, которая за собой оставляет кучу мусора, зачастую они туда заезжают на технике. А если они видят редкий цветок – то надо обязательно нарвать целый букет, и сказать: «Смотри, сколько его здесь было-то!». Такая проблема существует. Абсолютно нет учёта того, какова на сегодняшний день посещаемость этих наших туристических мест. Я вчера как раз встречался с центром нашего регионального развития, с Минэкономразвития. Я говорю: «Вы вот это всё контролируете? Где-то хоть какой-то учёт есть?» Вообще никакого учёта, ничего не ведётся. Проекты рекреации никто никогда у нас в области не разрабатывал, никто этим никогда не занимался. В принципе, мы на таком низком уровне в этом плане, что вроде есть, что показать, но кому, сколько и чего надо показывать – никто не может сказать.
Ну и ещё одна проблема – это отсутствие изученности природной ценности существующих ООПТ, оторванность научных исследований от официальных источников. Если мы берём даже по тем же памятникам природы: вот у нас прошёл пожар. Мы берём научные исследования ваши – эти данные не внесены ни в один официальный источник. Мы, по сути, не можем даже этот вот ущерб официально просчитать. То есть имеется оторванность официальных источников от той работы, которую провели, на которую были затрачены силы, бюджетные деньги.
У меня всё. Спасибо за внимание.
И.С.: Можно один вопрос? В связи с чем статья 262 не применяется? Как они это объясняют?
В.Ш.: Они объясняют, что у нас нет практики, и они не хотят просто этим заниматься. По статье 258 они уже всё обкатали, а там зачастую идут просто отказы. Не привязали, скажем, патрон к этому лосю – у них есть повод отказать. Если это будет статья 262 – там будет комплексный подход, по которому мы рассчитываем несколько видов ущерба и всего остального. Там отказать очень сложно – а это не всем интересно.
И.С.: Это всегда протоколы по охоте, да?
В.Ш.: Если мы берём Административный кодекс, глава 8: всё, что касается на сегодняшний момент природы во всех статьях, завязанных на особо охраняемые природные территории – мы по всем работаем. Основная статья, с которой мы работаем – это 8-39.
И.С.: То есть для того, чтобы у вас полиция взяла по 262, нужен протокол, который…
В.Ш.: Нет. Должно быть сообщение в полицию. Если это попадает под признак уголовного правонарушения – наша обязанность сообщить в полицию, дождаться их, подать заявление.
И.С.: Я имею в виду, что вот такие сообщения не по случаю браконьерства, а по другим нарушениям режима – они у вас реально есть, но по ним отказывают?
В.Ш.: Есть, но по ним отказывают, да.
И.С.: А они могут отказать на том основании, что у них практики нету?
В.Ш.: Они просто не возбуждают дела. Это их право. Понимаете? Это не наша прерогатива. Мы им сообщаем о правонарушении, которое попадает под признаки уголовного правонарушения, а по какой статье возбудить – это уже их прерогатива. Мы обжалуем через прокуратуру – но пока это не дало никакого результата.
А.Д.: Спасибо, потом ещё пообсуждаем. Давайте двигаться дальше. Светлана Александровна Гижицкая, зав.кафедры ботаники и экологии НГПУ. Группа работала по мониторингу состояния памятников природы, ей есть о чём рассказать по этому вопросу – и ещё, возможно, по каким-то ещё [связанным с темой ООПТ].
– Я постараюсь быть экстремально краткой, и просто общие тезисы так вот назову. Это был трёхлетний проект, мы осмотрели 54 памятника природы в части инвентаризации флоры и растений. Плюс ко всему мы смотрели наличие границ ООПТ, наличие информационных щитов, и так далее. Если вкратце говорить о том, что мы обнаружили, то это следующее.
Более чем для половины памятников природы не определяются границы на местности – их нужно восстанавливать по словесному описанию, они не видны, а если и видны – то чаще всего это либо опашка (по границе опашки можно хоть как-то определить), либо это противопожарные просеки (если лесной был памятник природы), или если это РЯМ – по естественной границе растительности он достаточно легко угадывается. Специально никаких границ никто не делает. Это первое.
Второе. Более чем у половины памятников природы были уничтожены информационные щиты, их не было. Соответственно, на всех памятниках природы, включая экологический парк, отсутствует какая бы то ни было навигация, чтобы люди могли посмотреть. Вообще её в принципе нет, как класса.
По поводу того, насколько люди знают о том, что памятник природы есть. На самом деле практически все памятники природы для местного населения неизвестны, за исключением лишь только тех, которые создавались по инициативе местного населения – это, конечно же, «Издревая», это экологический парк, это Буготакские сопки, Бердские скалы (не в том месте, а там, где Легостаевский заказник – на самом деле, может и хорошо, что они не знают, где настоящие Бердские скалы) и все рямы. Там, где рямы, точно совершенно знают, что это – памятники природы: потому, что растут грибы и брусника, потому что это действительно уникальная экосистема в составе лесостепи, и ясно, что все знают, где они находятся.
Теперь, что касается инвентаризации флоры. Тут ситуация нас на самом деле просто поразила. Дело в том, что не существует на самом деле ни одного паспорта памятника природы, где бы мы не вводили добавления, уточнения и так далее. Это значит, что нет ни одного памятника природы, где имеется более-менее истинный список видов растений – про животных я ничего говорить не буду. Да, с животными, наверное, то же самое. Практически для всех [памятников природы] был пополнен флористический список на 30%, то есть, ещё плюс треть. Где-то больше, чем на половину, где-то на 10%, где-то на треть. Более, чем для 50% видов, не подтверждено местонахождение – даже для банальных массовых. Это говорит о том, что эти списки [в памятниках природы] неточные.
Когда мы начали разбираться в чём дело, выяснилось, что на самом деле были ботаники, которые проводили описание. Например, Приобская степь – там же работал Королюк, и у него был полный список. А дальше что происходило? Механика этого процесса – она же достаточно такая сложная. Дальше эти данные подаются тем, кто делает памятник природы, это всё проходит через мясорубку департаментов, и на выходе мы получаем паспорт, где что-то утеряно, что-то потеряно – а обратной связи с теми, кто инициировал процесс, я так понимаю, что скорее всего не было. Более того, когда мы говорили в Центральном Сибирском ботаническом саде с Дмитрием Николаевичем Шауло, то он сказал, что инвентаризацию памятников проводили.
А.Д.: И заказников, он сказал.
С.Г.: Да, и заказников – частично. Но если посмотреть по хронологии, то что у нас получается? Основные памятники природы создавали в 1990-е. В 2000-е проводили инвентаризацию. Все списки предоставил Департамент природных ресурсов. Когда мы пришли – у нас на руках были только паспорта. То есть мы вообще ничего не знали о том, что эта инвентаризация проводилась.
А.Д.: Более того, я как раз говорил с Шауло, и он сказал, что многие материалы, которые были в своё время предоставлены Департаменту были утеряны.
С.Г.: Процесс потери – это систематический процесс для Департамента. На самом деле было смешно: никто никуда не переезжал, один человек из нашей команды вообще работал в Департаменте, но когда Ольга Белозерцева пришла – выяснилось, что там потеряны все наши отчёты. Просто их там нет.
А.Д.: Это последние, которые были?
С.Г.: Ну да. Понятно, что у нас это всё есть – на нескольких винчестерах, в файлообменнике. Но они, получается, его заказывали – а у них его нет. У заказчика – нет. Мы опять отдаём. Я так понимаю, Арсений скажет, что им тоже нужны отчёты, потому что у них их нет.
А.П.: Я сам в шоке.
С.Г.: На самом деле это действительно ужасная ситуация.
– Не просто ужасная – это бардак.
С.Г.: Ни о каком мониторинге в этой ситуации говорить просто не приходится. Отсутствует система сбора, хранения, анализа, обмена информацией. У нас нет системы биологического мониторинга в Новосибирской области, нет вообще. Я бы здесь поставила точку. Это один момент.
Второй момент – есть система научных публикаций. Естественно, находки опубликованы. Мы свои данные тоже предоставили, гербарий отвезли в Центральный Сибирский ботанический сад. Понятно, что система научных публикаций создаёт некое информационное поле, которым можно пользоваться. Но это всё равно не открытый сетевой проект, где бы мы видели, что вот у нас, допустим, 50 модельных площадок, на этих 50 модельных площадках, например, 548 ценопопуляций, за которыми мы наблюдаем. Мы не можем посмотреть, что мы сегодня были там-то, обнаружили то-то – этого ничего нет, хотя это, на самом деле, вообще ничего не стоит. В Гугле полно сервисов, которые позволяют это использовать. Всё это можно сделать – но почему-то мы этого не делаем. Я не знаю по каким причинам. Более того, получилось так, что когда мы закончили инвентаризацию – понятно, что паспорта требуют коррекции, но хотя бы списки эти можно уточнить? И даже, я думаю, у Дмитрия Николаевича Шауло [заведующего лабораторией Гербарий ЦСБС СО РАН] можно найти те списки, которые были у них, провести сравнительный анализ – что-то мы нашли, что-то они нашли – сопоставить, понять. Получается, что можно корректировать паспорта, но я так понимаю, что в Департаменте не видят смысла в этой коррекции. Поэтому вот тут ситуация такая: при такой системе работы с данными мы никогда не накопим необходимого материала, мы никогда не поймём, какие же процессы происходят, что происходит с численностью популяции. Мне кажется, нужно что-то делать в этом отношении – как минимум, сохранить то, что было собрано. Это то, что касается сбора данных.
И по поводу посещения – по поводу самих угроз, связанных с посещением. Там тоже, на самом деле, большая и серьёзная проблема. Во-первых, это проблема с самыми массовыми, самыми известными памятниками – рямы, понятно, горят потому, что там чего-то жгут; ясно, что Бердские скалы находятся в состоянии… они вытоптаны там, сама верхушка, и загрязнение там тоже присутствует. Дендрологический парк города Новосибирска – памятник природы в городской черте – это вообще особая длинная история, о которой потом, может быть, отдельно поговорим. Но самое главное – следующее: мы не можем сейчас говорить о том, что у нас есть хоть какая-то система работы с населением. У нас её нет. Это первое.
Второе. То, что мы делали экологическую тропу в Легостаевском заказнике – простите, это карго-культ в чистейшем виде. Как племена делали посадочные полосы для самолётов – вот точно так же мы делаем экологическую тропу. Почему? Первое. Если мы анонсируем экологическую тропу, сразу же должно быть понятно, что она – пешая. Если вы посмотрите на эти ворота – эти ворота ровно такой ширины, чтобы туда въехал легковой автомобиль. Так категорически недопустимо делать. Там должно быть какое-то физическое ограничение, чтобы никто просто в принципе не мог туда заехать. Для автомобилей должна быть оборудованная парковка, потому что люди всё равно туда будут приезжать. То, что касается информационных щитов – фотографии степных видов почему-то размещены в лесу. Там, где максимально ценный участок – где выходы материнских пород, степные виды, которые можно смотреть – там вообще об этих видах ничего не сказано, а это – массовая точка для фотографий. И никто не ограничивает движение людей для фотографирования по этим скалам. Там, где популяция тюльпанов – сейчас мы наблюдаем массовое вытаптывание: они просто все выходят туда и начинают фотографироваться.
Что получилось в связи с тем, что мы сделали экологическую тропу – вернее, не мы, а «РусГидро» и общественный совет? Открыть экологическую тропу в памятнике природы – это то же самое, что прочистить русло реки: мы получаем огромный приток людей. Этими людьми не то, чтобы надо командовать, управлять и заламывать руки – нет, им нужно показывать, как вообще себя правильно вести в дикой природе. Потому, что они себя ведут как питекантропы. Они делают ровно то, что они умеют делать: они умеют собирать, рвать, коллекционировать, жарить шашлык – если бы можно было охотиться, то они, наверное, ещё и охотились бы. Ничем мы от этих стереотипов людей не отвели. Самое главное – что даже та информационная навигация, которая там есть, никак не стимулирует людей к тому, чтобы они что-то там хотя бы увидели. Как вы понимаете, делать фотографии степных видов и размещать их в лесу – это напрочь убивает какой бы то ни было интерес: они же не видят эти растения, они их опознать не могут, они их определить не могут. Это значит, что дальше они уже вообще не смотрят хоть как-то осознанно на растительный мир вокруг и относятся к этому как к «зелёнке» - и всё.
Что тут делать? Мне кажется, что нужно в первую очередь как минимум эти методики организации экологических троп распространять среди тех, кто сейчас имеет право эти тропы создавать – а имеет право их создавать, как я понимаю, «РусГидро».
– Что значит «имеет право создавать»? У нас это вообще нигде и никак не отрегулировано.
– «РосГидро» просто финансирует их. Они их профинансировали, отчитались – а дальше им всё равно.
С.Г.: Чтобы им помочь, мы сделали фотографии того, что они сделали и к чему это приводит, и сделали рядом фотографию как надо сделать. Всё это послали и руководителю департамента, и в «РусГидро», но ответа не получили никакого. Единственный ответ, который мы получили от Юрия Юрьевича [Марченко] – он сказал: «Ну что же, вот вы инициаторы, приглашайте нас на эту тропу, покажите нам ещё раз». Мне это показалось несколько странным, потому что всё, что нужно было показать, мы показали, и что нужно менять, мы тоже показали.
Что касается экологических троп и экологического туризма: если мы так дальше будем эти экотропы создавать – мы лишимся даже того, что у нас сейчас есть.
– А нельзя сделать вот так: просто деревянный… так что ни справа, ни слева нельзя выйти, и вот…
– Это всё есть, эти методики есть. Во-первых, это должна быть отсыпанная дорожка, во-вторых, она должна быть строго ограничена, она должна быть благоустроена. А не так, как это в Легостаевском заказнике: там же нет отсыпки никакой. Когда дождь – люди, естественно, лужи же обходят, и в итоге эта дорога становится больше в 2-5 раз. Потом там есть очевидное правило, когда люди заходят – они щёткой счищают все семена сорных растений с обуви. Если хотя бы этот щит стоит – люди будут понимать, что заходят в природную экосистему. В театр мы заходим – мы же подчиняемся правилам поведения в театре, да? Вот в природе – то же самое. Эти правила должны быть сбалансированы, и людей нужно поднастроить. Когда их настраиваешь – они себя ведут правильно. Надо делать классные часы по школам – наши студенты вполне могут это сделать. Но, конечно, у нас не хватает ни административного ресурса, чтобы сделать эту систему, ни финансового ресурса – это же дополнительные затраты, этим надо заниматься. Об этом обо всём мы говорили, и говорили неоднократно.
Так что основные проблемы такие. Первое: нужно определять границы. Второе: нужно создать системы сбора, хранения и обмена информацией, и, по сути, создавать систему биологического мониторинга, которой сейчас нет. Третье: необходимо создавать методические рекомендации по созданию экотроп, и вести просветительскую работу среди населения, среди школ, о том, как вообще эти тропы посещаются, как нужно наблюдать за природой, и как можно обогатить свой досуг не вредя природе. Это то, что нужно сделать.

• Изображения
• Медиа файлы